Элизабет взяла щетку и стала расчесывать волосы, локон за локоном.
— Надеюсь, ты здорова, — сделал попытку Джордж. Но слова прозвучали холодно.
— Вполне здорова. Хотя от сцен вроде той, что случилась внизу, лучше я себя чувствовать не буду.
— Прости, я сожалею.
— Неужели?
Джордж попытался разобраться в своих мыслях.
— Я сожалею, что расстроил тебя своими словами. Но не сожалею о том, что вышвырнул это наглое создание, пусть даже она твоя кузина. Как не сожалею и о том, как обошелся с ее бесчестным хахалем.
— Как раз наоборот, — заметила Элизабет. — Это я почувствовала, что перестала быть благородной дамой.
Джордж вспыхнул. Она затронула самое больное место. Даже пятка Ахиллеса была не так уязвима, как его гордость.
— Ты не имеешь права так говорить!
— Ты думаешь?
— Я сказал, что нет.
Джордж приподнял шторы и выглянул наружу. Ночь была лунной и светлой, а комната Элизабет выходила в маленький дворик, и ветер здесь не был так силен, чтобы создать сквозняки. Джордж сделал еще одно усилие, чтобы достичь своего рода примирения.
— Я ехал сюда, чтобы увидеть тебя, — сказал он с сухим смешком, — а мы ссоримся из-за двух малозначительных людей, к которым почти не имеем отношения.
— Но есть один, который нас касается.
— И кто же?
— Валентин.
Джордж опустил шторы. Элизабет сидела перед туалетным столиком в длинном струящемся пеньюаре, скрывающем живот, ее тонкие плечи и прямая спина выглядели совсем девичьими, как и двадцать лет назад, когда Джордж впервые ее увидел. При взгляде на жену у Джорджа возникли сложные смешанные чувства. Она была единственным человеком, способным вызвать в нем подобные чувства.
— Я был занят, даже поесть толком не успел. А ведь я приехал сюда отдохнуть. Лепет Валентина... вызвал у меня раздражение.
— Это обычные разговоры для мальчика. Он ужасно расстроился из-за того, как им пренебрегли.
Джордж не ответил.
— Ты заглянул к нему? — спросила Элизабет.
— Нет.
— Тебе следовало это сделать.
На шее Джорджа снова вздулись желваки. Еще один упрек. С тех пор как он вошел в эту комнату, Элизабет осыпала его упреками. Как будто она здесь главная. Как будто ей принадлежат деньги, шахты, банк, дома, членство в парламенте и деловые связи! Это невыносимо. Ее стоило бы ударить. Схватить за шею и сжать, чтобы она хоть на полминуты умолкла.
Элизабет повернулась с едва заметной улыбкой.
— Тебе следует это сделать, Джордж.
И тогда его эмоции прорвались наружу, хлынули как волна на твердый камень. Но Джорджу всегда было важно, что о нем думает Элизабет.
— Элизабет, — хрипло сказал он. — Ты ведь знаешь, что временами я испытываю страшные муки.
— Из-за неразумных слов Джеффри? — Она не таясь перешла сразу к делу.
— Возможно. Частично. Устами младенца...
— Так ты считаешь, что Джеффри Чарльз ненароком высказал истину, хотя до того я поклялась тебе, что это неправда?
Джордж наклонил голову, как разъяренный бык.
— Не всегда это можно описать такими определенными словами. Скажем, иногда меня это мучает, и в этом случае я начинаю говорить, не задумываясь о любезностях. Несомненно, это заставляет тебя задуматься, как многим ты рисковала, выйдя замуж за сына кузнеца.
— Я ничего подобного не говорила.
— Но имела это в виду!
— Нет, не имела. И если это так мучительно для тебя, Джордж, то как, по-твоему, чувствую себя я, когда ты приходишь и набрасываешься на всех подряд, грубишь моей кузине и жестоко обращаешься с нашим сыном? Нашим сыном, Джордж! Нашим сыном! Нет, я не считаю, что вышла замуж за сына кузнеца, я думаю, что вышла за человека, который взвалил на свои плечи огромное бремя, страшное бремя ревности и подозрений, которое ничто и никто не может побороть! Что бы я ни сказала! В чем бы ни поклялась! Что бы ни сделала! И ты собираешься и дальше нести этот тяжкий груз и окончательно разрушить наш брак! Что может быть хуже для нашей семейной жизни?!
Джордж заглянул в темные глубины души и понял, что Элизабет говорит правду. Он взял себя в руки и попытался отделаться от гнева.
— Да, ты права, раньше мы уже справлялись с этой проблемой.
— И я так думала!
— Это малоприятная тема. Думаю, тетушка Агата наложила на наш брак проклятье, и...
— Агата? — резко обернулась Элизабет. — Тетушка Агата? Она-то какое имеет к этому отношение?
Джордж на мгновение погрузился в раздумья.
— Я не хотел тебе говорить...
— Думаю, сейчас самое время сказать, что бы это ни было!
Джордж по-прежнему колебался, кусая губы.
— Теперь это не имеет значения.
— Нет уж, скажи!
— Ну ладно. В тот вечер, когда она умерла, я зашел к ней сказать, что ей всего девяносто восемь, а вовсе не сто, как она объявила, и она напустилась на меня — наверное, от злости, от желания отомстить...
— Что она сказала?
— Она сказала, что Валентин — не мой сын.
Элизабет уставилась на него с перекошенным лицом.
— Так вот откуда всё это проистекает...
— Да. В основном... Целиком и полностью.
— И ты ей поверил! Поверил полоумной старухе?!
— Она сказала, что мы с тобой недостаточно долго женаты, чтобы ты успела родить ребенка в срок.
— Валентин родился раньше срока. Я упала с лестницы!
— Так ты сказала...
— Так я сказала?! Ты по-прежнему считаешь, несмотря на все мои слова, что с рождения Валентина я намеренно тебя обманываю? Что я не падала с лестницы, что я всё это выдумала, чтобы выдать Валентина за твоего ребенка, хотя это не так? Об этом тебе тоже рассказала тетушка Агата?