Пол опасливо покосился на Росса.
Тот улыбнулся.
— И сколько вас сегодня будет?
— Ну... Может, с десяток или больше. Заки Мартин, Генри Камоу, Джуд Пэйнтер, Боун, Трегирлс, Эллери, Хоблин. Да вы всех их знаете.
— Джуд? А он не слишком стар?
— Не слишком стар, чтоб вцепиться в леску и давать непрошеные советы.
Росс закатил глаза.
— А еще один новобранец не нужен?
— Это вы-то, сэр? Было бы отлично. Как в былые времена.
— Когда начинаете?
— Часиков в одиннадцать. Карноу работает на шахте до десяти, а в полночь начинается отлив.
— Я приду.
Рыбалкой на леску или сетью в Корнуолле занимались веками. Это был существенный источник пропитания, и выходили в море не только из крохотных рыбацких портов и бухточек, чтобы ловить на продажу, но и с длинных пляжей, где грохотал прибой, а песок был гладким на многие мили. На этих пляжах, на которые море дважды в день наступало и отступало, не было ни единой скалы, море было мелким, а песок твердым, именно здесь процветала морская живность: макрель, камбалу, окуня, ската и даже морского петуха можно было поймать сетью или на удочку и аккуратно вытащить.
В детстве Росс часто отдавал дань рыбалке. Беря пример с отца, Толли Трегирлса и в меньшей степени с Джуда Пэйтера, он проводил в море многие часы во все времена года, и когда летом в полнолуние разгоряченные люди трудились на пляже, и когда в февральские холодные ночи град обдирал кожу, словно дробь.
При рыбалке на леску во время прилива на нее нанизывали где-то пятьдесят крючков, и кто-нибудь отплывал с тяжелым камнем, чтобы ее заякорить, а через несколько часов, когда море накатится и снова отступит, леску вытягивали и снимали добычу с крючков. Рыбалка сетями была более сложным делом. Использовали тонкую и легкую веревочную или хлопковую сеть, с одной ее стороны привязывали пробки, чтобы она держалась на поверхности, а другую сторону опускали с помощью грузил весом в одну унцию почти на дно. Один рыбак, а если сеть была большой, то и два, плыли с основной леской, а третий подтягивал другой конец.
Заплыв на триста или четыреста ярдов, они сворачивали параллельно берегу, и потом возвращались на берег с леской в руках или обернутой вокруг пояса, таким образом описав в море полукруг. На берегу тут же начинали вытягивать сеть в надежде (как правило небезосновательной), что поймали в невод рыбу. Это тоже проделывали при отливе, частично потому что рыбы было больше, но также из-за более слабого прибоя.
Когда Росс присоединился к рыбакам, они ловили сетью, причем четырьмя группами. Мальчишкой он часто гадал, почему рыбаки в четыре-пять превосходных ночей ничего не предпринимают, и вдруг все разом спускаются на пляж ловить. Ему никогда не встречался человек, который мог бы это объяснить, видимо, ими двигал какой-то первобытный инстинкт.
Сейчас ближайшая сеть находилась как раз чуть ниже заброшенной шахты Уил-Лежер на земле Тренеглоса, и рядом со старой штольней горел огонек. Много лет назад пивной бочонок наполнили воском, а в центр засунули пропитанную селитрой веревку. Время от времени добавляли новый воск и иногда обновляли веревку, но казалось, будто старая бочка прослужит вечность. Она походила на огромную свечу и давала на пляже не только свет, но и немного тепла, вокруг нее всегда толпилось несколько рыбаков, попивая ром. Выпивка была такой же неотъемлемой частью действа, как и рыба.
Когда подошел Росс, огрызок луны как раз поднимался из-за песчаных дюн, как надкусанный фальшивый пенни. У бочки сидели на корточках трое, один подносил ко рту бутылку. Нет нужды говорить, что это был Джуд Пэйнтер. В коричневых залатанных плисовых штанах, изношенных чулках и тяжелых башмаках, с наброшенной поверх сюртука куском дерюги и в старой фетровой шляпе, натянутой на уши, он выглядел так, будто оделся для декабрьской работы на кладбище, а не для ночной рыбалки в теплом сентябре.
— А, Джуд, — сказал Росс. — Как всегда при деле? Кого нынче хоронишь?
Джуд не позволил внезапно возникшему бывшему хозяину нарушить ритм его кадыка. Он опустил бутылку и вытер рот тыльной стороной ладони. Потом лизнул руку, чтобы не потерять ни капли.
— А, капитан Росс. Вечно вы шутите, да? Пруди завсегда мне говорит, мол, капитан Росс вечно шутит. Так она говорит.
— Как поживает Пруди?
— Ох, у ней зуб болит, из-за энтого она совсем злобной мегерой стала. Сидит в углу и дуется цельный день, что бы я ни делал, ей не по душе, как будто я в чем виноват! Хорошо хоть удалось выбраться из дому. Вот теперь сижу тута полночи в темноте, сна ни в одном глазу!
— Но залить их не забыл, как я вижу.
— Ну, так это ж для успокоения, капитан Росс. И табачка понюшку. Стар я стал, это уж точно. А народ мрет из-за тяжкого труда. Нелегко картоху-то садить! И олово искать! Неправильно, что мне приходится это делать. Неподобающе!
Росс открыл свою сумку.
— Я тут принес две бутылки рома к общему столу. Но не для тебя, Джуд.
Джуд обнажил два зуба в ухмылке, которую милостиво можно было счесть улыбкой.
— Как в старые добрые времена, кэп. Вы ведь их еще видали, да? Огромные кареты! Выпивка для всех. Старики в завитых париках верхом на здоровенных лошадях. И беднота вроде грамблерской, глазеющая на них с открытым ртом. Сейчас совсем другое дело. Понимаете, о чем я, кэп?
— Нет, — ответил Росс.
— Ну так вот, — продолжил Джуд, хитро покосившись на Росса. — Это ж просто позор, что творят люди Уорлеггана. Ведь что они делают? Все эти заборы. Все эти сторожа. Не по-божески это. Господь сказал, не нарушай межи ближнего твоего. Это по-христиански!