Штормовая волна - Страница 55

Оззи встал, расправил жилет, сделал последний глоток портвейна и поднялся наверх. Он тихо постучался и вошел в спальню жены. Морвенна, как он и ожидал, лежала в постели и читала очередную отвратительную книгу из библиотеки. Она подняла взгляд, сначала вопросительный, потом озадаченный, затем встревоженный, когда увидела выражение его лица.

Оззи закрыл дверь и повернулся к ней спиной, чтобы хорошо видеть Морвенну, при виде очертаний ее прекрасного тела под простыней его кожа покрылась мурашками. Потом он снял сюртук, жилет и начал развязывать шейный платок.

— Оззи! — воскликнула Морвенна. — Что ты здесь делаешь? Ты же помнишь мои слова! Ты знаешь мои угрозы!

— Да, — ответил Оззи достаточно мягко. — Но ты по-прежнему моя жена, и эта ужасная епитимья, твой черствый отказ, идущий вразрез с супружескими клятвами, это должно... должно закончится. Прошло уже много времени, Морвенна. И это было тяжелое время, — продолжил он, словно поверяя ей секрет, который никто больше не должен знать. — Ты поклялась перед лицом Господа быть моей женой. Это твой священный долг. И сейчас ты должна, прошу тебя, должна мне отдаться. Но сначала... сначала давай помолимся.

II

Мистер Артур Солвей, работник библиотеки графства на Принс-стрит, которая теперь предлагала почти пятьсот книг для чтения на дому или в собственных помещениях, был высоким и худым молодым человеком болезненного вида, тихим и тревожным по характеру. Когда он влюбился в Ровеллу Чайновет и обнаружил к своей радости и почти испугу, что это чувство взаимно, то не мог заснуть по ночам, размышляя о выпавшем счастье. Ее признание в том, что она уступила притязаниям одного мерзавца (без имен и подробностей), стерло с ее образа немного позолоты, но вскоре Артур забыл об этом, восхищаясь своей будущей женой.

Выходец из ужасных трущоб на Уотер-стрит, где до сих пор обитали его родные, он каждый вечер после работы учился читать и писать при свете плюющейся жиром судовой свечи, и в двадцать четыре года по рекомендации достопочтенной Марии Агар, у которой когда-то работала его мать, Артуру предложили место в только что открывшейся библиотеке, и он начал потихоньку выбираться из пучины нищеты. Теперь он хотя бы мог купить приличный костюм, питаться чуть лучше, вращаться среди сливок образованных горожан, немного помогать семье и гулять по улицам Труро, ощущая себя респектабельным членом общества, за что не переставал благодарить Господа. Он был беден, близорук, тяжко трудился, но ему несказанно повезло.

Женитьба на Ровелле подняла его еще на ступеньку выше, о чем он даже не мог мечтать. Она была столь утонченной, столь прекрасной (по-своему), умела читать на латыни и греческом, была умнее и образованнее. Они часто обсуждали книги, и очень скоро он признал ее умственное превосходство.

Но в каком-то смысле она была менее гордой (его гордость она называла ложной), и при воспоминаниях о встрече с ее зятем, викарием церкви святой Маргариты, когда они спорили о размере приданого, причем чуть не дошло до драки, при этих воспоминаниях он покрывался холодным потом. Ровелла постоянно его поддерживала, придавала ему решимости, ободряла, избавляла от смущения, говорила, что если он и впрямь хочет на ней жениться, то должен бороться и получить достаточную сумму для обустройства в городе хотя бы с минимальным комфортом.

И этот пугливый воин задал сражение, хотя и не желал его, и каким-то образом им удалось вытащить из мистера Уитворта пятьсот фунтов. На часть суммы они купили и меблировали коттедж из четырех комнат, а остальное вложили в государственные облигации с доходом в тридцать фунтов годовых. Как и предрекала Ровелла, этого оказалось достаточно. Жили они скромно, но прилично.

Этот брак сотворил чудо и в другом смысле, поскольку Ровелла была кузиной миссис Джордж Уорлегган, ставшей после брака одной из самых влиятельных дам Корнуолла. Артур женился одновременно на представительнице старой, но обедневшей аристократии, а с другой стороны — на родне нувориша. Он был полным ничтожеством и наконец кем-то стал.

Правда, теща их не навещала, а Уитворты, выделив приданое и побывав на свадьбе, совершенно оборвали всякие отношения. Но миссис Элизабет Уорлегган сделала им несколько любезностей, и оказывала особое внимание, приходя в библиотеку. И это было еще только начало. Спешить некуда. К тридцати годам он усвоит хорошие манеры, научится у Ровеллы складно говорить и постепенно ее семья его примет, в этом Артур не сомневался.

Ему также было ясно, что у Ровеллы есть небольшие собственные средства, о которых она не упоминала. В прошлом году она потратила небольшую, но всё же приличную сумму на разные бытовые мелочи. Новый ковер в спальне наверняка обошелся недешево и очень пригодился — теперь зимой из щелей между половицами не сквозило. Иногда в ее кошельке оказывалось полсоверена, и Артур понимал, что она вряд ли сэкономила на домашнем хозяйстве, не говоря уже о том, что он всегда давал ей серебряные монеты. Но это не влияло на его чудесную новую жизнь.

По вечерам он работал дома до девяти, но по четвергам навещал родных. Ровелла относилась к этому благосклонно, всегда настаивала на том, что он должен пойти, вне зависимости от погоды, чтобы не разочаровать родителей. Она его не сопровождала, ссылаясь на то, что иногда заходит к ним днем, но всегда прилагала небольшой подарок: баночку джема, несколько яиц, упаковку табака или конфеты детям — она была очень заботлива.

Во второй четверг марта Артур Солвей вернулся домой из библиотеки около половины седьмого, когда садящееся солнце окрасило небо в пурпурные и зеленоватые цвета. Было еще холодно, так холодно, что Ровелла разожгла камин в спальне, но слишком ветрено для серьезных морозов. Артур наскоро перекусил с женой и в семь часов вышел. Небо тускнело, но было еще светло. Ровелла дала ему с собой полфунта масла.