Тем не менее, на пятый день они выехали на заре, с расчетом прибыть в Лондон к вечеру. Дорога теперь стала гораздо лучше, а день прохладней, при этом оставаясь солнечным, и к обеду, после скоротечного дождика, они достигли Мейденхеда. Кормили здесь хорошо: подавали телячью шейку и жареную птицу. В карете Демельза задремала и даже не заметила, как они миновали ужасный Хаунслоу-Хит. Росс сказал, что единственный встретившийся по пути разбойник болтался на виселице для острастки прочим.
Хаунслоу, где сходились дороги, ведущие в Лондон с запада, кипел жизнью. Трактирщик сказал, что мимо проезжает по пятьсот экипажей в день и приходится обслуживать до восьмисот лошадей. Росс никогда не слышал ничего подобного. Как обычно, во время поездки вместе с Демельзой он узнал куда больше, чем в одиночестве.
Итак, до города, о котором она столько всего слышала, остались последние десять миль. Перед отъездом из дома она зашла к Пэйнтерам и оставила Пруди немного денег, а та пришла в ужас при мысли о предстоящем путешествии и о том, что ждет их в конце.
— Говорят, Лондон-то поболе Труро будет, — пробормотала она.
И первым признаком города «поболе Труро» стал дым. Он стелился низко над горизонтом, как грязноватый туман.
— Не волнуйся, — сказал Росс. — Это печи для обжига и кирпичные фабрики. Когда проедем, будет получше.
Карета оказалась на такой же опустошенной местности, как рядом с любой шахтой Корнуолла. Между дымящимися кирпичными фабриками бродили овцы и рылись в земле свиньи, пытаясь найти среди отравленной растительности хоть что-то зеленое. По обочинам громоздились отвалы, некоторые тоже курились, как наполовину спящие вулканы, другие раскинулись, как предгорья, а в отбросах копошились нищие и дети в обносках и с золотушными лицами.
Дома стояли в беспорядке и покосившись, словно вот-вот рухнут. Некоторые и правда рухнули, и там работали строители. После еще нескольких полей стало чище и появилось несколько добротных зданий, а затем карета покатилась по старой и неровно замощенной улице, от которой отходили переулки и тупики — там сновали неряшливые женщины с детьми и бездомные кошки.
Настали сумерки, но вечер стоял теплый, и женщины в грубых шерстяных юбках и чулках сидели в дверях, их корсеты с кружевами заляпаны грязью. Некоторые штопали, но многие просто глазели и зевали. Когда карета проезжала мимо, они выкрикивали непристойности и швыряли в кучера гнилыми апельсинами. В канаве валялись какие-то лохмотья, вероятно, пьяные или мертвые люди, а дети с воплями бежали вслед за экипажем. Наконец, карета выехала на отличную мостовую, но с приподнятыми переходами для пешеходов, так что она всё равно подпрыгивала и раскачивалась.
Потом появилась Темза. Окна кареты, до сих пор плотно закрытые от вони, теперь открыли и впустили свежий воздух. По реке плыли тысячи суденышек. То там, то сям её пересекали паромы с пассажирами — баржи с десятью парами весел. Парусники меняли галсы по ветру и каким-то чудом друг с другом не сталкивались. Чуть дальше высился лес мачт и огромный купол.
— Собор святого Павла, — объяснил Росс.
Когда они пересекли мост, стало совсем темно. Вокруг сновали мальчишки, зажигая уличные фонари на столбах. Всё вокруг стало похожим на сказку. Темнота поглотила нищету, грязь и вонь, из стеклянных шаров на улицу струился призрачный свет. Теперь карета вкатила на приличные улицы, но почти не могла продвинуться, так они были запружены. На короткое время она втиснулась между открытым катафалком с гробом и позолоченной каретой, где сидела дама со страусиными перьями в волосах. Рядом тряслась телега с пивными бочонками, а группка оборванцев следовала за марширующими солдатами, пока несколько экстравагантно одетых наездников пытались протиснуться сквозь толчею.
Карета сделала длительную остановку, чтобы высадить мистера и миссис Карн. Пассажиры обменялись любезностями, багаж Карнов выгрузили, и наконец экипаж снова тронулся, медленно двигаясь по широкой улице под названием Стрэнд. Не раз еще пришлось останавливаться.
— Вот и приехали, — сказал Росс. — Наконец-то. Нам чуть дальше по улице, если ты не против пройтись после стольких часов в карете. Кучер выгрузит наши вещи.
Комнаты оказались милыми и просторными, превзойдя ожидания Демельзы, после того как она насмотрелась на тесные постоялые дворы, где они ночевали. А миссис Паркинс — приятная дама в очках — была весьма услужливой.
За последний день они проехали семьдесят пять миль, и хотя не могли пожаловаться на здоровье, больше всего хотели отправиться в постель и проспать до утра. Демельза, привыкшая к шумному пробуждению детей на заре, была поражена и смущена, когда оторвала голову от подушки и увидела, что мраморные каминные часы показывают почти десять. Росс уже частично оделся и умылся.
— Боже! Почему ты меня не разбудил, Росс?
Он улыбнулся.
— Не переживай. Миссис Паркинс обычно накрывает завтрак в десять. Я редко просыпаюсь в Лондоне рано.
— Неудивительно, что ты возвращаешься домой уставшим.
— Потому что поздно встаю?
— И поздно ложишься, как я подозреваю. День путается с ночью.
— Ночную рубашку?
— Да, пожалуйста.
— Так пойди и возьми.
— Нет.
Росс начал бриться.
— Что это, Росс?
— Что? Ах, это. Усовершенствованный умывальник. Разве ты не видела такой в Техиди? У этого еще есть отделения для мыла и бритв. Ты сможешь им насладиться, когда встанешь.
— Миссис Паркинс принесла воды?